Из жизни карамели  - Виктория Платова

Поле для игры в мини-гольф резко контрастировало с трехметровым закутком из девятиэтажки, где нашлось место только для сидячей ванны и раковины. К тому же та ванна была покрыта неприятным сизым налетом с пятнами ржавчины, а та раковина – вообще расколота. Здесь же было полно всякой затейливой сантехники, царила стерильная чистота и витали цветочные и амбровые ароматы.

Приняв душ в роскошной, похожей на рубку космического корабля душевой кабине и облачившись в белый махровый халат с надписью «Prince Consort» [7] на нагрудном кармане, Рыба почувствовал себя счастливым.

Или – почти счастливым.

Полному счастью мешала странная боль в правой щиколотке. Боль не была ярко выраженной, лишь немного саднящей. От нее было достаточно легко отмахнуться, но отмахиваться Рыба не стал. Он вернулся в комнату, снова устроился на кровати и принялся за детальное изучение источника беспокойства.

Приблизить внешнюю сторону щиколотки к глазам оказалось довольно сложно: когда же Рыба сделал это, приняв позу, достойную женщины-змеи из второсортного шапито, то едва не грохнулся в обморок от увиденного.

На щиколотке расцвел цветок.

Цветок красовался в самом центре гигантского синяка, отсылавшего Рыбу ко вчерашнему инциденту в самолете, когда Изящная Птица ударила его по ноге острым каблуком. Синяк был совершенно естественным следствием потасовки, а цветок – совершенно противоестественным. Из разряда миниатюрных волков и оборотней, неожиданно принявших сторону Рыбы-Молота. Ощупав кожу, Рыба пришел к выводу, что цветок – ненастоящий (это вообще не полезло бы ни в какие ворота!), что он – всего лишь рисованная стилизация, напоминающая татуировку.

До сих пор на теле Рыбы не было ни одной татуировки. Хотя время от времени возникала мысль каким-то образом украсить собственное тело, создав таким образом художественный противовес шраму на животе. Но дальше неопределенных спорадических мечтаний дело не шло: из-за невозможности выбрать из множества рисунков один – во‐первых. И из-за болевых ощущений при его нанесении – во‐вторых. Рыбе вполне хватило садистской эпиляции волос на груди, и рисковать своим здоровьем он больше не хотел.

Цветок походил на татуировку – и в этом был его плюс.

Цветок немного портило окружение в виде синяка – и в этом был его минус.

К минусам можно было отнести и женственность цветка (Рыба предпочел бы что-нибудь побрутальнее – тигриную морду или карты, деньги, два ствола). А также странное его возникновение, похожее на заговор сил неизвестной ориентации: хорошо, если силы светлые. А если – темные?

Послюнив палец, Рыба потер синяк с цветком посередине. Боль усилилась, но цветок при этом не исчез. И вроде бы даже стал ярче.

Широко раскрытый зев цветка придавал ему сходство с орхидеей. И – немного – с тропическими насекомоядными растениями, целую колонию которых Рыба видел в одном из натуралистических фильмов компании BBC. Если он – дело рук (вернее – каблуков) Изящной Птицы, то это можно трактовать как послание. Или как два послания, взаимоисключающих друг друга:

• Изящная Птица извиняется за неадекватное поведение, сожалеет о драке и в знак примирения преподносит ему цветок;

• Изящная Птица предупреждает о том, что приближаться к ней опасно. А если Рыба-Молот будет пыркаться, искать встреч и приставать с ненужными разговорами о культуре и искусстве, то его постигнет участь насекомого, которые пачками гибнут в пищеварительном тракте росянок, непентесов и прочих венериных мухоловок.

Рассуждения Рыбы-Молота выглядели абсурдно и смахивали на горячечный бред. Но не был ли бредом сам цветок? Волки и оборотни? Загадочные эсэмэсы от неведомого сотового оператора PGN?.. В Питере ничего подобного с Рыбой-Молотом не случалось, в Питере все было абсолютно разумно, банально и приземленно, без налета нездорового мистицизма. А еще говорят, что Питер – город мистический, Рыба с Рахилью Исааковной просмотрели целую кучу программ на эту тему! Теперь же выходит, что заштатный городишко Салехард по части мистики и «необъяснимо, но факт» дает сто очков вперед творению Петра.

А здесь еще и северные сияния бывают! И полярная ночь!..

Дальнейшее бурение ирреальных пластов вечной мерзлоты было чревато для обоих полушарий мозга и обеих нервных систем – центральной и периферической. Поэтому Рыба решил не драматизировать происходящее, а отнестись к нему как к данности. Рано или поздно ясность наступит, хотя, как утверждал кто-то из киногероев, «ясность – одна из форм полного тумана».

…Вера Рашидовна появилась через час.

Она осторожно поскреблась в дверь, как какая-нибудь горничная. И вошла только после того, как Рыба трижды, на разные лады и с разной степенью громкости произнес: «Да-да, прошу вас! Входите! Не заперто».

– Ну, как устроились? – спросила хозяйка-горничная.

– Великолепно. Право, не стоило так беспокоиться…

– Стоило.

– Я мог бы обойтись чем-то более скромным…

– Не могли. Отдельные пожелания будут?

– Никаких. Разве что… бутылочку минералки на вечер. А сейчас я бы хотел ознакомиться с местом работы, если вы не возражаете.

– Не возражаю. Едемте.

Спустя двадцать минут они уже подъезжали к зданию, в котором расположился вверенный г-же Родригес-Гонсалес Малатеста ресторан. Здание было не лишено европейского лоска (как, впрочем, и большинство зданий центрального квартала) и выглядело вполне респектабельно. На фронтоне красовалась свежеповешенная вывеска:

«НУМБЫМГОЙ».

– Это название заведения? – слегка опешил Рыба.

– Да, – после непродолжительного молчания сказала Вера Рашидовна. И взглянула на вывеску так, как будто видела в первый раз. – Должно быть, название.

– И что означает «Нумбымгой»?

– Э-э… Понятия не имею. Очевидно, что-то специфически ненецкое.

– Национальная ненецкая кухня? – осенило Рыбу.

Перед приездом в Салехард он пытался ознакомиться с основами местной кулинарии и даже посетил несколько тематических сайтов, но ничего утешительного для себя не нашел. В ненецкой кухне царила скудость, слегка задрапированная мороженой рыбой, нерпичьим жиром, оленьим салом и квелыми ягодками на посошок. И – понятное дело – олениной, которая превосходна сама по себе, но составлять сто процентов блюд в меню не может по определению.

– Только не ненецкая! У меня от одного упоминания о ней цинга начинается!

– Но название… Выбирая то или иное название, вы позиционируете и кухню. – Оседлавший любимого конька Рыба наставительно поднял палец.

– Это все Николаша, гаденыш…

– Вы были не в курсе?

– В курсе, – с долей сомнения в голосе произнесла Вера Рашидовна. – Но не думала, что все зайдет так далеко… Впрочем, название можно и сменить.